Медвежий ключ - Страница 105

105

— А что? Давайте добьем, мужики. Саша останется с Константином, мы часа за два управимся…

Акимыч организовывал погоню за последним еще ушедшим зверем. Ну очень уж руки чесались… Все отметили, что будет правильно, если останется с Константином именно Саша Хлынов, который с ним всегда был ближе остальных.

— Саша, ты лагерь разбей, полог натяни, мяса навари… — уже распоряжался Зуев, и народ поддерживал его, соглашался сделать последний рывок.

Да почему бы и нет? Солнце не село, до болота — с километр, и свернуть поганому зверюге уже некуда. В горячке погони и боя как-то забылось, что молодой светлый зверь ни на кого не нападал, только спасался, а старый погиб, давая молодому убежать.

— Возьмем злодея?

— Успеем…

Следы свежие, ведут по топкой почве… Вон туда.

— Сам утопнет, а нам не дастся…

— Посмотрим, может быть и дастся. А нет — туда ему и дорога.

Зверь с перепугу помчался в совсем гиблые места, стал уходить по болоту. Хлюпала вода, колыхалась почва под ногами. Сделаешь шаг, и забулькает, заурчит где-то далеко в стороне, вспенятся пузыри на поверхности; легко подумать, будто твои шаги никак не связаны с бульканьем, с выходящими газами. Но связаны, очень даже связаны шаги, сотрясения почвы, и смещения подземных пластов на этой непрочной, подвижной, пропитанной водой земле. Нехорошо здесь находиться человеку, и одно только радует сердце — большущие глубокие следы, еще заливаемые водой, неспокойная вода колышется, только что обеспокоенная выходами газов из потревоженных недр. Зверь тут прошел только что! Близок конец!

Вон мелькнул над кочками длинный коричневый хребет, завис на мгновение, исчез.

— Бей!

— Уже не видно, давай дальше.

Как будто еще раз мелькнул хребет… или это только показалось? Вон замаячило над чернеющей водой кусты, стала тверже почва, перестали вырываться газы. Конец болоту?!

Пошло какое-то заросшее тальником пространство, вроде бы, здесь повыше, посуше. Тальник высотой метра в два, в полтора, в нем затаятся и десять медведей, если им нужно; тем более, солнце садится, не рассчитали как следует, времени. Налетает ветерок, колышет тальник, шорох тонких стволиков и листьев скроет звуки шагов. Со всех сторон — открытая вода.

— А ну, Андрюха, Кольша — с той стороны, Володька — за мной!

В Акимыче проснулся дух таежного Наполеона, и действие было впрямь верное — обежать островок, поискать, куда уходят следы. А они никуда не уходили; их вообще не было, следов.

— Э-ге-ге, Андрюха! Далеко вы?

— Во-от они мы!

— Весь островок — метров двести… Так получается.

— Не больше…

Оба отряда встретились на другой стороне островка. Нет следов… Нет следов пришедшего на островок зверя, нет следов медведя на островке, нет следов уходящего с острова медведя. Зверь как растворился, не доходя до островка, поросшего тальником.

— Прочешем!

Охотники уставились на Акимыча, признавая его руководство. Становись Андрюшка тут, Володька… там, Кольша — здесь… Солнце почти коснулось вершин леса на хребте; возвращаться к трупу Константина придется уже точно в темноте. Люди шли, приготовив оружие: где же ты, медведь-колдун, зверь, не оставивший следов?!

Не было зверя на островке. Не только сейчас нет — никогда не было; нет никаких следов, нет лежек, нет запаха, нет шерстинок на стволиках тальника. То прямо перед ними мелькал ненавистный медведь, а то исчез бесследно, как будто и не было следов, колыхания воды, мелькнувшего над кочками хребта…

Пустой островок среди болота, близкие хребты Саян — кажется, что совсем близко. Веет закатный ветер, морщит словно покрытую олифой, рыже-черную воду озера. Плывет по рыже-черной закатной воде куча сучьев, на ней — гнездо рогатой утки чомги. Еще какая-то птица, черный силуэт на бирюзовом предзакатном небе, взлетела, захлопала крыльями, понесся над камышами печальный долгий крик. Опять нырнула.

Солнце зашло за хребты, сразу стало гораздо холоднее. Темнота поползла вместе с длинными тенями, и вместе с темнотой поползла жуть. Сесть бы сейчас в высокоствольном кедраче, примять папоротник, чтобы закатный, потом ночной ветер вздыхал где-то высоко над головами, развести высокий костер, отгоняющий холод и мрак. Сидеть бы сейчас, жарить этого последнего медведя, поминать Константина…

То есть помянуть можно и сейчас — спирт еще плещется во фляжках. Но нет тут ни огня, ни мяса, ни теплого, уютного кедрача. И главное — нет понимания: а как теперь отсюда выбираться?!

Вроде бы, вот она, тропа… Пошли? Пошли, и тут же Андрюха провалился по грудь, стал погружаться в жижу: под слоем чистой воды тут меньше чем в метре — илистое дно. Поверхность дна, жидкая грязь, не держит человеческого тела. Срубили стволик подлиннее, Андрюха уцепился за него, вытащили застрявшего даже без особенных усилий. Будь другие обстоятельства, даже весело тащили бы Андрея, а так — солнце уже совсем село. Еще пока светло, но все же и ночь крадется, скоро будет и полная тьма. Андрюха весь мокрый дрожит на ветру, в сапогах хлюпает, сигареты и спички пропали.

Вроде бы, вот место, где мы вышли… Оно? Как будто оно, да ведь и тут затоптано нашими же сапогами, трудно ручаться. Сунулись? Сунуться-то сунулись, но и тут во все стороны дно топкое, никак не найдешь той тропинки, по которой шли сюда. И неверная она была, и ненадежная, а вот ведь довела до островка. Возле островка дно было крепче, надо войти в воду, и там уже, стоя в воде примерно по колено, нащупать топкую, но реальную, держащую человека тропинку.

105