— Не боитесь?
— Почему-то у меня к ним есть доверие… — задумчиво произнес Товстолес.
— Нет… Почему-то я им тоже доверяю, — так произнес Михалыч.
Медведи ждали, похожие на лохматые большие изваяния.
— Мы согласны, — профыркал наконец Маралов.
Толстолапый обратился к Таньке, что-то зафыркал ей в ухо.
— Вы согласны, что Большой человек пойдет с нами кончать войну. Толстый человек и Старый человек пойдут в наш город. Мы правильно поняли? — старательно переводила Танька, сохраняя стиль медвежьей речи.
— Правильно. Переводи, двуногий медвежонок…
— Тогда ты получишь от нас подарок, Большой человек, — серьезно произнес Толстолапый, и опять оглушительно фыркнул.
Следя за его взглядом, люди заметили движение в глубине леса, на тропинке. Вроде, шагал человек… Что это?! Андрюха Маралов — бледный, с перекошенным и каким-то одичалым лицом шел, ступая с осторожностью, словно нес себя, идя на цыпочках.
— Сынок?! Ты как здесь?! — старший Маралов вскочил на ноги, обалдело уставился на сына.
— Здравствуй, папа, — Андрюха развел руками, криво и жалко усмехнулся, — я к тебе шел, меня перехватили…
— Давно?!
— Часа два назад… Я шел прямо с горных озер, без захода в деревню. Они меня взяли уже после машин, прямо в лесу. Там мальчик такой переводил. Сказал, что если они с тобой договорятся, то меня медведи есть не будут.
Так вечером 11 августа возле избушки появилось еще одно разумное существо: Андрей Маралов-младший. И отец и ученые были только рады ему, а реакция Таньки заставила ученых вовсю покрутить головами, полезть в затылок пятерней: так откровенно напряглась Татьяна, так вдруг покраснела, опустила голову. Совсем не так стала вести себя девушка с появлением Андрея — словно другой человек…
А парень занят совершенно не тем, что-то занимало мысли парня, заставляло считать свои проблемы более важными, чем даже беседы с Народом. Держался он немного отрешенно, и сразу потащил отца в сторону: явно что-то принес. Мараловы долго о чем-то долго беседовали, и надо сказать, некая часть отрешенной задумчивости сына передалась и отцу.
Впрочем, времени оказалось немного:
— Пора выходить, — сообщил в пространство Толстолапый.
— Мы не умеем ходить ночью.
— Мы научим.
— У нас есть еще одно дело.
И Маралов-старший очень просто, очень обстоятельно рассказал, какого рода открытие сделал в горах его сын. Ученые не могли не заметить: Народ слушал охотника так же спокойно, как если бы речь шла о миграциях кабанов или о ветровале. И так же спокойно Туман обратился к Михалычу:
— Покажи плохого человека, — профыркал он.
Млея от изумления, Михалыч показал давешнюю картинку с заштрихованной «морковкой»-человеком.
— Плохой человек, — профыркал Туман, — плохой человек носит ружье, убивает и ест Говорящих.
— Убивает и ест людей? Или Народ он тоже ест?
— Мы давно знаем плохого человека… Он ест Народ, ест людей. Толстый человек, покажи рот, который говорит.
Михалыч развернул эту картинку.
— Люди говорят, Народ говорит. Плохой человек ест всех Говорящих.
— Позвольте… Не его ли я видел на пороге?! Он убил медведицу и медвежат…
— Ты видел его, Старый Умный Человек. Мы знаем, кто он и куда ходит, но не могли его убить.
Туман замолчал. Плыло молчание, взгляды медведей упирались в людей с интересом, и как все почувствовали, с ожиданием.
— Мы с сыном должны пойти к людоеду… Мы должны остановить людоеда.
Медведи немного помолчали, но и не встали, не двинулись никуда: видно, что сидели и думали. Потом четыре головы переглянулись… И право же, стоило видеть выражение на этих мордах.
— Мы пойдем вместе, — произнес наконец, Толстолапый, — это касается народа.
— Мы думаем, это дело людей…
— Это дело людей, — легко согласился Толстолапый, — и дело Народа. Мы сначала пойдем к болоту, где сидят охотники, и договоримся. А потом пойдем туда, где твой сын нашел плохого человека.
Толстолапый еще помолчал.
— А Девочка-Облако пойдет с нами — она лучше всех сделает понятными все слова.
— Все слова людей для Народа?
— Да. И все слова Народа для людей.
— А как же Михалыч и Владимир Дмитриевич? Им тоже надо переводить.
— У них будет Мальчик-Гусеница. И они умеют сами. Будут рисовать картинки.
Под внимательным взглядом Маралова Михалыч лишь развел руками: Толстолапый рассудил все очень правильно. Следующие несколько минут Маралов-старший обнимался с учеными, договаривался встретиться внизу, «а если вам они что-то сделают!..». Но оба ученых выражали полную уверенность — ничего им не сделает Народ.
— А что вы будете делать, если охотники откажутся признавать наш договор?
— Не уверен, что у них будет выход… Если и будут брыкаться, я уверен, что сумею убедить.
— И прямо после дела вниз, в деревню?
— Не сразу… — посерьезнел вдруг Маралов, — потом у нас с сыном… и с Народом будет одно дело… очень важное. Но думаю, дней через пять мы спустимся.
А рядом говорили о другом.
— Ты меня совсем-совсем не помнишь? Вспомни — зимой танцы, ты шел маленькой улицей в деревне… в Разливном.
— Переулком. Маленькая улица называется переулок.
— Я забываю язык людей, Андрюша… Мне бывает не с кем говорить.
Андрей не ответил ни слова, и еще сильнее подобрался. Что с того, как одета девица: в красивую кофту и брюки. От нее исходит волна запахов, и главный из них — запах зверя. Танька пахла как заполеванный зверь, которого пора освежевать. Сын охотника не мог сочетать юное смуглое лицо, пушистую розовую кофту и этот запах, эти совершенно звериные взгляды исподлобья. Рядом с Танькой было страшно, неприятно. А девушка заканчивает разговор: