Медвежий ключ - Страница 6

Зверь все так же фыркал, шумно вдыхал воздух, отрывал зачем-то куски дерна. И вдруг где-то там, на краю оставленного Катей болота, звуки совсем изменились. С минуту, не меньше, стояла тишина. Катя легко представила себе, как медведь стоит, поводя круглыми ушами, внимательно глядя куда-то, и почему-то даже не сопит. Стало очень ясно слышно, как медведь опять пошел куда-то, но теперь ни одна хворостинка не обломилась под его ногой. Опять послышалось сопение, звук раздвигаемой травы… И это было все. Медведь исчез. Звуки не затихали вдали, не становились все тише и тише, не изменились из-за расстояния. Они просто исчезли, эти звуки, и Катю это напугало больше, чем ворчание и хруст валежника.

Катя знала — если медведю станет нужно, от него можно будет пройти в десяти шагах, и не заметить колоссальной туши. Но зачем ему нужно, чтобы никто его не замечал?! Катя знала только одну разгадку: если медведь затих, не хочет, чтобы его в лесу слышали, значит… значит, этот зверь охотится. На кого?! Наверняка сказать нельзя, но ведь медведь затих примерно там, где Катя бродила по болоту… И никого больше там не было.

Напряженная, испуганная девочка вскочила. Катя слышала, что «медведь бабу не берет», и что «медведь беременную бабу не ест». А она — баба? Не беременная — это точно. Менструации у нее уже были, значит, все-таки — баба, должно от нее пахнуть бабой. Сердце колотилось в ребра так, что перед глазами поплыли черные круги, от страха подростка затошнило. Сосна раскидистая, выросла отдельно от других, нижние ветки доступны. Почему она не может влезть на дерево?! А, руки все еще стиснули дужку ведра! Поставив на землю ведро, Катя полезла наверх. Даже в этот момент Кате было жалко оставлять ведро малины, но тащить ведро за собой она не могла, а остаться внизу было бы несравненно страшнее. Правильнее всего было бы залезть повыше, где ветки выдержат Катю, но уже не выдержат медведя.

Зверь появился еще неожиданнее прежнего. Бог знает, как ухитрялись кривые короткие лапы так нести многопудовую тушу, чтобы не колыхалась травинка, не возникало ни единого звука. Можно было стоять в нескольких метрах от зверя, и не заметить, что в лесу вообще кто-то есть. И он двигался довольно быстро, этот зверь; не мчался, как совсем недавно, но шел и сейчас заметно быстрее человека. Голова у медведя была на одном уровне с холкой, злая узкая морда почти прикасалась к земле: медведь вынюхивал следы.

Встреча с медведем в лесу всегда пугает, всегда парализует непривычного человека: слишком неравны силы человека и могучего, стремительного зверя. Тем более, что человек в лесу — пришелец, а медведь дома. Но самое страшное, что может увидеть человек — это как медведь охотится, и охотится именно на него. Нет на свете человека, который не испугался бы… да что там «испугался»! Нет человека, который не оцепенел бы от этого зрелища. Катя так испугалась, что ее тело напряглось, одеревенело, стало почти как сосна. В этот момент зверь мог схватить, мог рвать ее, и девочка не двинулась бы с места, не крикнула.

Медведь семенил рысью, как добрый иноходец — следы совсем свежие, найти по ним Катю ему не стоило ничего. Какие-то мгновения прошли от того, как мелькнул первый раз между соснами освещенный с одного бока медведь, как бесшумно, словно в страшном сне, поплыла в лунном свете огромная туша. И вот уже он стоит под сосной, в нескольких метрах от Кати. Девочка и раньше видала медведей в лесу, но всегда это было днем, вокруг стояло несколько людей, и зверь был все-таки подальше. Ну, и конечно же, все виденные до сих пор Катей медведи старались сразу же уйти, и ни один на нее не охотился.

Этот медведь в лунном свете показался ей размером с носорога и хищнее целой стаи волков, даже до того, как зверь бесшумно, осторожно понюхал ее следы под самым-самым деревом — углубление между корнями, где девочка просидела несколько часов. Вряд ли больше получаса прошло с тех пор, когда зверь пробежал с другой стороны, всего метрах в пятидесяти от дерева; но тогда Катя сидела тихо и никак себя не обнаружила. Тогда неподвижный воздух не принес хищнику запаха, а следов девочки не было там, где первый раз пробежал зверь. Катя прекрасно понимала, что медведь охотился, искал добычу уже тогда, и если бы учуял или увидел ее — тут же повернулся бы в ее сторону, добежал бы до нее, убил и съел. И все равно медведь, который рвет дерн и мощно сопит, казался несравненно менее страшен, чем этот — бесшумно мчащийся за пока еще живой добычей.

И тут раздались первые звуки, услышанные Катей от этого охотящегося: зверь шумно втянул в себя воздух, и смачно, слюняво зачавкал. Что такое?! Зверь продолжал шумно чавкать, и чавкал так шумно и долго, что Катя вытянула шею, — посмотреть. А! Она совсем забыла про ведро! Медведь сунул в него башку и чавкал, пожирая ее малину. Даже в такой момент Катя пожалела своей ягоды: долго собирала ее, блуждала по болоту, заблудилась, а эта дрянь сейчас все сожрет в несколько минут! Потом уже, много позже, Катя поняла, что ведро с малиной спасло ей жизнь.

Голова медведя уже плохо входила в ведро, он не мог сожрать лежащего на дне, и сопение его гулко отдавалось окрест. Даже сейчас медведь не заворчал, раскачивая, а потом перевернув ведро — не стал предупреждать о себе, давать лишние шансы добыче, которую начал тропить. Тут только до Кати дошла волна запаха от медведя — жуткая смесь тухлятины и специфической кислой вони, как будто от крупной собаки. Но когда пахнет псиной, это даже, пожалуй, приятно и уж конечно не противно. От медведя исходил холодный липкий смрад, нисколько не приятный человеку.