Зверь опустил башку, шумно сопел, водя носом по груди, животу Сучьего Вымени. Лениво, не меняя позы, подцепил когтем автомат, откинул его подальше. И лежал все так же, положив лапы на Сучье Вымя — не нажимая, не стараясь напугать или причинять страдания.
Там, на базе, явно что-то делалось, слышались скрипы, шум движения. Вспыхнул грохот, повис отчаянный крик, оборвался. И еще, и еще дикий вопль, грохот падения тяжелого, низкое довольное ворчание. Сучье Вымя изгибался, стараясь не напрягаться под лапами… Впрочем, ему и не мешали, а потом вдруг медведь и вообще убрал лапы, встал и пошел туда, к базе. Сучье Вымя остался один; несколько мгновений лежал он неподвижно, отходя от смрада и давления, потом перевернулся на живот: очень уж важно стало посмотреть, что происходит на базе, и кто это вопит раз за разом, и никак не может замолчать.
В серо-жемчужном полусвете отлично различалось двухэтажное здание базы, и множество суетящихся вокруг темных приземистых фигур. Что-то они согласно делали, эти десять или даже больше медведей, что-то тащили из дома. Вот оно что! Качалась рука, голова, свисая из пасти одного зверя. Странно торчала не в суставе согнутая нога в зубах другого. Голова кружилась у Сучьего Вымени от зрелища медведей, вместе делающих что-то для них важное. А именно это он и наблюдал — слаженную работу медвежьего стада, захватившего базу и теперь выносящего, складывающего на траву трупы врагов. Сучьему Вымени показалось почему-то, что командует всем огромный медведь, хромой на левую заднюю лапу. По крайней мере после того, как он фыркал, другие звери шли и что-то делали.
Фырканье, ворчание висело над сборищем зверей; даже Сучье Вымя понял, что это медведи разговаривают о чем-то, и у него опять сильно закружилась голова. Из дома показался крупный зверь, во рту он тащил что-то кричащее, бьющееся. Схваченный поперек туловища человек изгибался, отталкивал голову зверя; медведь шел, подняв голову — так удобнее ему было нести тяжелое, опирая голову на шею. За ним выходил еще один, нес, сразу видно, что труп, и был этот труп в зеленой женской комбинации. Логично предположить, что первый зверь нес Якова Николаича.
Зверомузыку бросили на землю перед хромым медведем, перед тройкой самых могучих зверей, тут же усевшихся на зады. Лежащий молчал несколько секунд, попытался встать, и сразу стало видно — ноги сломаны. Яков Николаич закричал, болезненно застонал, и попытался отползти, отталкиваясь локтями. Опять болезненно вскрикнул, затих.
Медведи смотрели в упор, но не делали решительно ничего с человеком, даже не прижали его лапами.
От ствола кедра отделилась вдруг фигурка, которую меньше всего мог бы ожидать увидеть здесь Сучье Вымя: тоненькая, совсем молоденькая девушка шла к медвежьему кругу и кричащему в нем человеку. Подошла к хромому громадному зверю, положила руку на плечо жестом почти что интимным. Ведьма?! Владычица зверей?! Наверное, она и зачаровала медведей, что они могут…
Хромой медведь фыркал, ворчал, и девушка заговорила тоже. Странно звучал легкий девичий голос в тайге, на базе уголовного «авторитета», не допускавшего к себе баб, на фоне его вертолета.
— Зачем ты убиваешь медведей?
Вопрос был такой невероятный, что Яша ответил не сразу. Икая, облизывая губы языком, переводил он взгляд с девушки на медведей, с одного медведя на другого… Медведи рассматривали его с совершенно откровенным любопытством.
— Я охотился… Все так делают…
— Слова «охотился» у них нет… Охотился — это и значит, убивал, — пояснила девушка Якову Николаичу. — Так и переводить, или скажете что-то другое?
— Они не хотят, чтобы я охотился? — сипло спросил Зверомузыка.
— Не хотят, — девушка тряхнула волосами. — Так что мне им сказать, зачем вы убиваете медведей?
— На шкуры… Они очень красивые… Иметь медвежью голову почетно… Того, кто убил медведя, уважают, — даже Сучье Вымя понимал, что Яков Николаич старается представить удобнее для себя последствия охоты.
Медведи зафыркали, глядя друг на друга, заворчали.
— Ты помнишь медведицу и медвежат, убитых две луны… позавчера?
— Конечно, помню.
— Убить маленького медвежонка — это тоже было почетно? Его голову надо повесить на стене, чтобы тебя уважали?
Яков Николаич размышлял, обратив лицо к светлеющему небу.
— Медвежонок сам свалился с дерева.
На этот раз медведи фыркали особенно долго.
— Ты врешь, — переводила девушка. — Ты сам убил медвежонка, нам рассказал его брат.
— Чей брат?! — вскинулся Яша, и опрокинулся на спину, длинно, тоскливо застонал.
— Брат медвежонка, которого ты убил, — переводила девушка фырканье и ворчание. — Другой медвежонок, которого посадили в клетку и который убежал отсюда.
— Жаль, надо было и его мне пристрелить, — злобно бросил Яша Зверомузыка, и зря, потому что девушка тут же стала что-то фыркать и ворчать, а медведи явно взволновались.
— И не стыдно тебе на них работать? — так же злобно кинул Яша уже девушке. — Человек, а на зверье пашешь. Хочешь машину «ауди»? Хочешь квартиру в Красноярске? Я все могу…
— Меня медведи, между прочим, от голодной смерти спасли, а люди только мучили, чуть не убили. Я сама медведица, чтоб ты знал. И ничего ты уже больше не можешь, не хвастайся.
На это Зверомузыка ничего не ответил, только скрежетал зубами. Сучье Вымя невольно вспомнил, что умение скрипеть зубами необходимо для «воров в законе», и что без этого умения не видать уголовному возведения в высокий и почетный ранг.