Медвежий ключ - Страница 96

Грише смешно это слушать: недооценил, недооценил! Но отвечает он очень серьезно:

— Уверен, что возьмешь топором?

— Конечно, уверен.

— А если собака?

— Собак они в избушку не пускают… А если и пустит, я ее тоже топором.

— До сих пор я тебя всерьез слушал, а вот тут ты, Володя, неправду говоришь. Не убьешь ты собаку, зверовую лайку, топором.

Помолчали. Еще стрельнуло полено в печке, да в тайге завыл кто-то неизвестный, непонятный. Далеко выл, на пределе слышимости.

— Не убью топором, убью из ружья. Главное, чтобы у нас было это все — продукты, охотник, собака…

— Нет, Володя, собака — это главный риск. Подумай, сможешь ли, и тебе ли на дело идти.

— Так ведь и ты будешь неподалеку…

Ну вот и все, и замкнулся круг. Вовка проявляет инициативу, набирает очки, но все под его чутким руководством. Гриша, в случае чего, спасет и выручит. Так что с одной стороны — и правда недооценил. Это же надо, как придумал! А с другой стороны — ничего интересного. Самостоятельности никакой.

— Тогда так… — подводит Гриша итоги, — тогда нельзя тебе перед этим делом сутки есть. Не человека есть, а вообще что бы то ни было есть. Чтобы ты и правда был голодный, лесовиков ведь не обманешь. А я к избушке подойду к ночи, затаюсь поблизости. Вдруг тебя, сиротинушку, еще и выручать придется…

Самым трудным оказалось совсем не то, что ожидали: не убийство. Труднее всего оказалось дойти до избушки по таежным тропкам без лыж. Тропки, совсем не укатанные, не плотные, оказались покрыты глубоким снежным покрывалом; нога свободно уходила в этот снег. Гриша кое-как сделал лыжи, на которых можно было ступать по снегу; в изготовлении лыж опять очень помог ему Володька, но идти на этих самоделках удавалось кое-как, словно на ходулях. Ватники грели в сильный мороз все же плохо, обувь вообще нужна другая… Одним словом, невеликий выбор между избушками охотников могли сделать Гриша и Володя, и хорошо еще, вовремя спохватились; снег все падал и падал, с каждой неделей было бы сложнее и сложнее добраться куда бы то ни было.

Потом Гриша вспоминал этот поход даже с большим страхом, чем бегство из Красноярска или убийство Субботина. К ночи сильней трещал мороз, Володька ушел к избушке, Гриша остался в лесу. Естественно, он не остался в условленном месте; не успел Володя скрыться, как переместился чуть ли не к самой избе. Ну, не к самой избе, конечно, но так, чтобы всю ее было видно, даже в столбах крутящегося снега. На счастье, собак у охотника не оказалось. Теперь никто бы не смог уйти из избушки, не замеченный Гришей, но тут возникли другие проблемы. Хорошо, если все кончится быстро… А если Володька продаст, или попросту струсит? Здесь, в виду избушки, разводить огонь — глупее не придумаешь. Уйти, развести костер на расстоянии? Тогда не будет видна избушка, ситуация уйдет из-под контроля. Ждать до утра здесь же, под кедром? Снег падал, мороз заползал под коленки, прочно угнездился на ступнях; Грише даже показалось, что под снегом ногам становится теплее, а снег покрывал их очень быстро.

Гриша решил, что ждет до двух часов ночи и пытается ворваться в избушку. Если Володя продал, его, скорее всего, ждут, и тут, как всегда, кто кого. Гриша верил, что сможет взять обоих, но риск все-таки немалый; и отступать никак нельзя — Володька знал ведь, где находится избушка.

К счастью для него, Дягилев не собирался продавать; где-то около двенадцати ночи вышел, махнул Грише рукой. Сделал дело, или Дягилев врет, а где-то за дверью ждет охотник, приложившись к прикладу ружья? Ждет, пока Гриша, проявит себя, покажется на нужном расстоянии…

Гриша подождал, не двигаясь, наблюдал; Володька махнул еще раз, сипло прокричал что-то. Держа под прицелом Дягилева, Гриша двинулся к избушке. Тот ждал, не уходил в тепло избы, и Гриша на всякий случай скрутил Вовку, первым втолкнул его в избу.

И зря сомневался в верном Вовке, напрасно перепсиховал: охотник не встал с топчана: проломлен череп, раскроен надвое лоб; для этого дела Володька взял даже не топор, а очень тяжелый колун.

— Эх ты, не мог его сразу столкнуть! Смотри, кровь потекла на постель, сам теперь будешь отстирывать.

Володька открывал и закрывал рот, никак не мог придти в себя.

— Как его звали-то?

— Назвался Иваном.

— Что голос такой глухой?! Приди в себя, парень, да побыстрее!

Но Гриша был очень доволен. Для кого-то добро, сложенное в избушке, показалось бы нищенским прибором, не имеющим вовсе никакого значения. Но не для двух бродяг, куда более нищих, чем охотник. Григорий даже не ожидал, что они смогут обрести столько добра в этой избушке: двустволка и карабин, боеприпасы, приготовленные на все время промысла; тряпье и ветошь; старая, но крепкая одежда; много посуды; приспособы для снимания шкурок, ножи и капканы; коса-литовка и серп; спички, несколько свечей, добрых тридцать пачек «Беломора». Все это было теперь их, а тут еще две шубы, короткая и длинная, и лыжи, настоящие лесные лыжи!

Радость чуть угасла, когда подельщики прикинули, каково нести все это в свою избушку, за двадцать пять километров, да еще и продукты: макароны, крупы и муку, добрых килограммов тридцать.

— Придется потрудиться! — однозначно высказался Гриша. Володя растерянно кивнул.

Спали Гриша и Володя мало, с первым светом, тяжело груженые, двинулись они к себе. Хорошо еще, охотник использовал в хозяйстве маленькие детские санки. Маленькие-то маленькие, а сколько удалось на них увезти! Без этих санок, пожалуй, им и не справиться вовсе.

А километрах в десяти от избушки, выбиваясь из сил на тропе, они встретили еще одного, шедшего под рюкзаком навстречу. Метрах в двухстах заметил Гриша идущего человека, и не стал долго разбираться: карабин сам вскочил к нему в руку. «Интересно, как тут скажется преимущество карабина?».