Медвежий ключ - Страница 62

Впрочем, и вопроса зачем Танька тогда не задавала. Бросив мешок с шишками и банку с налущенными из шишек орехами, Танька пулей кинулась в избушку и заперлась там на засов. Вовремя! Потому что зверь был уже здесь, и уже подцеплял лапой дверь, уже дергал… Впервые Танька оказалась так близко от медведя, пусть и отделенная от него бревнами стенки. В нескольких шагах от нее дышал могучий зверь, словно работали мехи, острый кислый запах вместе с запахом тухлятины заполнял избушку, от него перехватило дыхание. Танька слышала, как медведь скребет лапой по двери, ищет щель… Вот в щелке показались его когти, потянули…

Дверь, сколоченная из досок толщиной в сантиметров пять, запертая на засов — на целый брус, выдержала. А медведь, словно поняв бессмысленность ломиться в двери, быстро обошел вокруг избушки, встал напротив окна, и вдруг тихо, как показалось Таньке, призывно, рыкнул. Танька подошла к окну так, чтобы видеть, и в то же время чтобы успеть отпрянуть, если что. То есть влезть, в крохотное оконце не сумел бы и медвежонок на втором году жизни, но ведь зверь мог и просунуть в окно лапу…

Но медведь ничего не просовывал, он только стал вдруг странно ритмично фыркать — Таньке показалось, он поет. По крайней мере, Танька не раз издавала такие ритмичные звуки без слов, когда ей было хорошо, особенно по вечерам, глядя на желтый таежный закат, опускавшийся в чащобу леса. Так же пела Танька и на ручейке, поднимаясь по неведомой тропинке.

Вот и медведь тихо фыркал, выдерживая между звуками интервалы, повышая и понижая тон, как пение. Танька запомнила несколько тактов, и тоже стала фыркать, как медведь.

Величайшее изумление мелькнуло на морде животного, и медведь вдруг плюхнулся на зад. Танька не выдержала, расхохоталась от его вида, и повторила еще несколько ритмичных фырканий, стараясь понижать и повышать тон, как это делал сам медведь.

Зверь склонил голову к плечу, задумчиво заворчал. Вид у него стал очень озадаченный, а потом зверь снова зафыркал, и стал теперь еще и негромко ритмично ворчать, тоже повышая и понижая тон, делая разные паузы между издаваемыми звуками. У Таньки плохо получалось ворчать, она не была уверена, что сможет точно повторить все за медведем. Но зверь опять свесил голову к плечу, полез в затылок таким жестом, что Таня опять засмеялась. Она и не заметила, как перестала бояться зверя; он стал ей интересен и забавен.

Так они перекликались довольно долго, девочка и медведь: медведь фыркал, Танька за ним повторяла. Почти стемнело, глаза зверя стали отсвечивать зеленым. Тогда медведь встал, издал еще серию фырканий. Танька повторила эти фырканья, и медведь вдруг встал, развернулся к ней задом, целенаправленно двинулся в лес. Все время, пока Танька видела его мощный огузок с маленьким несерьезным хвостиком, она чувствовала: медведь вел себя как человек, который попрощался и пошел.

Ни за какие коврижки не вышла бы Танька сейчас из избушки, хотя уже прошел момент, когда зверь напугал ее до полусмерти. И только утром она узнала, что медведь еще и не тронул ее кедровых орехов, рассыпанных около порога… Это было уж совсем невероятно!

Может быть, медведь еще вернется? Танька почему-то чувствовала, что зверь еще появится, что он пропал не навсегда. Ведь был же он тут без нее, и вернулся. В другой раз он сможет застать ее врасплох… А что, если обмануть зверя? Уйти от него из избушки, пусть в другой раз зверь опять застанет ее пустой. Скажем, пойдет Танька изучать эту странную тропку с ручейком…

Танька подождала еще день, все приготовила заранее, чтобы выйти пораньше. Сложнее всего было со спичками, потому что коробок в избушке хранился только один. Танька давно приспособилась никогда до конца не гасить огонь, хранить его под слоем пепла. Только уходя на два дня, девочка потом снова тратила спичку, разжигая огонь в печи. Тут она решила взять спички с собой и если не найдет убежища, развести на ночь огонь.

Соленые хариусы, холодная каша, завернутая в платок, грибы в туеске, береста, три спички и кусок коробка в железной притертой коробке, нож и остро заточенная палка — вот с чем собралась Танька исследовать тропу, ведущую вдоль ручья. Тропу, лежащую за одним из найденных Танькой мест для ночевки — за норой под выворотнем.

Танька переночевала под корнями вывороченной пихты, а утром пошла дальше; она быстро нашла неисследованную тропу, ведущую вдоль гремящего по камням ручья, и пошла по ней, поднималась все выше в горы. Танька шла от норы весь день, отвлекаясь только для того, чтобы камнем сбивать бурундуков и поползней и чтобы их приготовить и съесть. Кашу она оставила на потом, да и рыба еще оставалась.

Танька боялась обнаруживать себя, но настроение у нее было такое хорошее, что девочка все время напевала. Не пела песню, а просто напевала без слов.

В конце концов, какие бы сложности не мешали жить Таньке, какие бы проблемы не угнетали ее, а оставалась она здоровой девчонкой-подростком. И стоило Таньке стать сытой, выспаться и выцарапаться хотя бы из части своих повседневных унижений, как установилось естественное: настроение у Таньки было, как правило, хорошее, и даже более чем хорошее. Танька уже месяц была счастлива, и в крови у нее словно лопались пузырьки шампанского, энергии было невпроворот, а жизнь казалась совершенно лучезарной.

Ну, появился какой-то непонятный медведь, приходится с ним разбираться. Ну, очень может быть, потом будут еще всякие проблемы, и вообще — неизвестно что говорить охотнику, когда он придет в избушку. Но сейчас-то, сейчас! Вон небо синее, облака белые, кедры красивые торжественные, выше в горы — стоят они реже, на каменистой почве, раскидистые славные деревья. Бежит, звенит ручеек, звенит под ногами плотная, убитая камнем земля, уводит куда-то тропинка… И хотелось бы не петь, да не получается, хоть убейте! Невозможно не петь в такой день.